 | | | |
| ||||
|
Роман Бабаян: если хочешь перемен к лучшему, надо действовать, а не ждать 25 августа 2016 В телепередаче "Право голоса" он озадачивает экспертов вопросами: "Возможно ли создание нравственного государства и справедливой экономики? И как правильно – по закону или по справедливости?". А теперь сам держит ответ перед избирателями. Кандидат в депутаты Госдумы от "СР" телеведущий Роман Бабаян всегда занимался кризисной журналистикой. Теперь он намерен помогать партии выводить страну из кризиса. – Роман Георгиевич, почему Вы, успешный журналист, ведущий самого популярного ток-шоу на ТВЦ, решили пойти в Госдуму и стать публичным политиком? И почему из всех партий выбрали именно СПРАВЕДЛИВУЮ РОССИЮ, которая находится в оппозиции? – Во-первых, мне нравится слово "справедливость". Мы же очень интересный народ. Для нашего человека важно, чтобы что-то было, в первую очередь, справедливым. И даже если перед нами стоит выбор – по справедливости или по закону, большинство, я уверен, выберет по справедливости. Такая наша ментальность. Мне очень близка программа партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ. Она совпадает с моей гражданской позицией, я практически думаю ровно также. А почему я в принципе решил пойти в политику? По одной простой причине: осознал, что если хочешь перемен к лучшему, надо действовать, а не ждать. – Недавно на встрече с региональными журналистами Вы сказали, что 99 % проблем, которые существуют в регионах, такие же, как и в столице: ЖКХ, дороги, образование, социальная сфера. А есть ли разница в способах решения этих проблем? Ведь бюджетные возможности Москвы несравнимы с большинством городов страны. – Бюджеты, конечно, разные, но дело в другом. Нужно подходить к решению вопросов системно в рамках страны. Госдуме необходимо принять законы, позволяющие отстроить систему, которая будет функционировать правильно и грамотно вне зависимости от того, где находится данный регион и что это за регион. Надо устранить ошибки, которые порождают целую череду проблем. Например, возьмём нынешнюю систему образования. Государство самоустранилось из этой сферы, заняв позицию наблюдателя. У нас действует Болонская система, созданная для стран Евросоюза. Чтобы грек, получивший диплом в Афинах, без дополнительных экзаменов и подтверждения квалификации мог устроиться на работу где-нибудь в Германии, а француз мог работать в Нидерландах. Но где Россия в этой схеме? Мы-то тут причём? И зачем нам нужен ЕГЭ? На мой взгляд, от него больше вреда, чем пользы. Эта тестовая система не подразумевает получение больших знаний. По большому счёту, это просто "угадайка". В итоге, что мы имеем? У нас каждый выпускник школы является потенциальным студентом, у него есть возможность одновременно поступать в пять вузов – куда-нибудь да проскочит. А зачем нам такое количество людей с высшим образованием? На рынке труда они не востребованы. Сегодня, если мы возьмём перечень профессий, необходимых нашей экономике, мы увидим, что в первую очередь нужны крановщики, слесари, токари, сварщики и т. д. То есть люди, профессионально владеющие конкретными рабочими специальностями. А у нас сама система образования не подразумевает этого. И еще один "рецидив". Из-за отсрочек для огромного числа студентов, в армию теперь призывают только на один год. Но освоить серьёзную военную специальность, основанную на применении современных технологий, за такой короткий срок нереально. А "щит" Родины – это не ЖКХ, в нём протечки недопустимы. – Вы родились и выросли в Баку и очень любите этот город, который когда-то считался образцово интернациональным. Но мало кто знает, что Вам пришлось стать беженцем. Вы стараетесь не вспоминать это время или наоборот, постоянно о нём помните? – Конечно, вспоминаю. В Советском Союзе было два таких уникальных города – Баку и Одесса. Столица советского Азербайджана была жизнерадостным многонациональным городом, в котором, кстати, все общались исключительно на русском языке. Из этого города я ушёл в армию – меня призвали после второго курса политехнического института, несмотря на то что там была военная кафедра. Через два года я вернулся, восстановился на третьем курсе, но проучиться успел только месяц – институт закрыли в связи с событиями в Нагорном Карабахе. Начались сплошные митинги, на которых стояли люди с плакатами "Смерть армянам!". Пришлось уехать в Москву. А в Баку у меня остались одноклассники. Общаемся в интернете. Я четыре раза, уже будучи журналистом, пытался въехать в Баку. Один раз – в составе официальной делегации во главе со спикером Совета Федерации Владимиром Шумейко. Потом два раза – с министром обороны РФ Павлом Грачёвым. В четвертый раз – с женой (на тот момент) нашего президента Людмилой Путиной. И всегда ещё на стадии подготовки к командировке мы получали письмо за подписью посла Азербайджана в России, в котором говорилось, что безопасность мне не гарантируется. То есть на сегодняшний день въехать в Азербайджан с армянской фамилией невозможно. Независимо от того, гражданином какой страны ты являешься. Но однажды я возвращался в Россию из Афганистана, где мы снимали серию репортажей для программы "Время". Летели афганскими авиалиниями из Кабула в Москву, и самолёт неожиданно сел на дозаправку в Баку. Я вышел на трап, и только посмотрел в сторону родного города. – Вы побывали во многих горячих точках планеты. Наверное, нелепо спрашивать, какая из войн была страшнее, но всё-таки у каждого журналиста есть своя война, которая переворачивает его мировоззрение. Для Вас это была Югославия? – Да, Югославия. Любая война – это страшно, и если кто-то вам скажет, что он ничего не боялся, то он соврёт. Не бояться может только человек с неадекватной психикой. Это было в марте 1999 года, а кажется, что только вчера. Я прилетел в Белград, а на следующий день выяснилось, что это был последний рейс "Аэрофлота" – воздушное пространство над Белградом закрыли. Тогда было принято решение НАТО о начале военной операции против Югославии. Мы с моим оператором снимали планы города, и вдруг раздались жуткие звуки сирены. Потом начались бомбардировки. Это кошмар. Сербы меня удивили. Часть из них, конечно, пряталась в подземных переходах и паркингах, в торговых центрах и подвалах домов. А другие просто сидели на улице в кафе и пили кофе, читали газеты. Спрашиваешь: "Почему вы здесь?" А они говорят: "Чему быть – того не миновать". А по городу бьют ракетами, на него падают бомбы... Однажды в Новом Белграде мы снимали сюжет о том, как к людям, которые сидели в подземной парковке, приехал кукольный театр. Малыши смеются, прыгают от радости, а их матери плачут. Первый ракетно-бомбовый удар натовцы нанесли по Министерству внутренних дел. Мы прибежали туда с оператором раньше пожарных. Всё сняли, и вдруг видим – за забором люди в белых халатах бегают, кричат. Оказалось, что по соседству с МВД находилась клиническая больница. Ближайший корпус – родильное отделение. Врачи и медсёстры – человек шесть их было – детей новорождённых из тележек берут на руки и бегут с ними в подвал. И мы с оператором стали им помогать. Я тогда понял: что-то тут не то происходит... Американцы и англичане говорили, что хотят наказать одного конкретного человека – президента Югославии Слободана Милошевича. Но за какие грехи убивать только что родившихся детей? А потом я видел бомбёжку нефтеперерабатывающего завода в Панчево. Это просто ад. Пламя разлеталось на километры, факел – до неба. Но это же был не военный объект. Почему бомбили? Из-за Милошевича? А теплоэлектростанцию, когда сотни тысяч людей остались без тепла и света? Тоже из-за Милошевича? Вот тогда я понял, что всё это – лицемерие, а на самом деле у НАТО есть какие-то другие цели и задачи. – Сейчас Россия и Турция налаживают диалог. А почему Вы назвали извинения Эрдогана "турецкой сладкой речью" и почему считаете, что нынешняя политика России в отношении Турции – это ошибка? – Нужно знать, что представляет собой турецкое государство – не только сегодня, но и всегда, – чтобы понять, почему я даю такие оценки. Эта страна никогда не будет действовать вразрез собственным интересам. И нельзя на неё делать ставку, особенно если мы говорим, мол, ничего личного, только экономика. Я считаю, что "Турецкий поток" – это категорическая ошибка. Мы, конечно, можем потратить огромное количество денег, чтобы проложить трубу по дну моря. Но ровно в тот момент, как труба выйдет на территорию Турции, эта страна заявит, что хочет покупать наш газ за "пять копеек". И я не понимаю, кто принимал решение по строительству атомной электростанции в Аккую? Что это за странный бизнес, если мы вкладываем миллиарды долларов в то, чтобы первые возвратные платежи пошли через 20–30 лет? Турции это выгодно, а нам – нет. Вспомните, как вёл себя Эрдоган в недавних переговорах с Евросоюзом. Они сначала договорились о трёх миллиардах для Турции за сдерживание беженцев, а буквально через несколько дней Эрдоган потребовал шесть миллиардов. В итоге до европейцев дошло, что этот человек вскоре потребует от них уже 15, а может, и 20 миллиардов. С турками нельзя так вести переговоры. России надо руководствоваться исключительно только своими интересами. Вымученные извинения президента Турции перед Россией прозвучали только потому, что он понял, что зря делал ставку на американцев и европейцев, когда принимал решение сбить наш самолёт. Он рассчитывал, что они его поддержат, а они не поддержали. Кроме того, когда на Западе поняли, что Турция будет их шантажировать, то Эрдоган вместо безвизового въезда для турок получил факт признания Германией геноцида армян. И когда он огляделся по сторонам, то увидел, что со всеми, с кем граничит Турция, у него гигантские проблемы. Плюс внутренняя оппозиция: им недовольны военные – чуть ли не весь Генштаб сидит за решёткой, им недоволен бизнес, пострадавший от российских санкций. Вот почему Эрдоган, в конце концов, извинился перед Россией. Я надеюсь, что Путин всё это понимает и учитывает при взаимодействии с турецким президентом. – Как Вы оцениваете ситуацию на Украине, учитывая активную подготовку Киева к новому наступлению на Донбасс и диверсионные атаки на Крым? О готовности к войне с Россией уже открыто говорят многие американские и европейские генералы. Удастся ли нам избежать военного столкновения с НАТО? – Столкновения с НАТО не будет. Захотят ли немцы или французы воевать и умирать за Украину? Тем более воевать с ядерной державой? Нет. А с диверсией в Крыму всё предельно ясно. Порошенко уже давно вешает лапшу на уши украинцам, что живут они плохо только потому, что Украина ведёт героическую войну с российской армией. Какое-то время эта ложь действует, но долго это не может продлиться. И в какой-то момент ему придётся объясняться с народом. Надо объяснить, почему Украина не разрывает дипломатические отношения с Россией, если она с ней воюет. Почему сам Порошенко не продаёт свою кондитерскую фабрику, которая находится на "вражеской территории"? И ещё много-много вопросов. Но чтобы эти вопросы от народа не прозвучали, ему надо дать следующую историю. Отсюда эти диверсионные группы. И взрывы ЛЭП были санкционированы украинской властью, хотя там и не светились кадровые офицеры, а позировали перед камерами активисты "Правого сектора" (организация запрещена в РФ – Прим. ред.) и другие радикалы. – В течение двух лет в Москве чуть ли не постоянно находились так называемые украинские политологи, которые кочевали по всем российским телеканалам и вели себя откровенно по-хамски, раздражая всю нашу страну. Откройте секрет: зачем их так часто приглашали на ток-шоу и будет ли продолжение этого бесконечного "украинского сериала" в новом телесезоне? – В этом отличие нашей демократии от украинской: для участия в дискуссии наших экспертов в Киев просто не пускают. А почему мы их приглашаем? Да, они зачастую жонглируют фактами, откровенно врут, но надо понимать, что они выражают точку зрения нынешней украинской власти. Если мы видим, что эти товарищи говорят вот это, значит, ровно то же самое говорят и вожди в Киеве. Они просто ретрансляторы. При этом если мы слышим, что они начинают менять риторику, это значит, что меняется настроение у киевской власти. Такой своеобразный индикатор. Почему приглашаем одних и тех же? Да потому что когда мы приглашаем новых, они оказываются в десятки раз неадекватнее прежних. И ещё не каждый может себе позволить приехать. Приезжают те, кто находится на финансировании иностранных фондов. А тем, кто финансируется украинским государством или украинскими неправительственными фондами, запрещено ездить в Россию. – В передаче "Право голоса" Вам приходится общаться со многими политиками и экспертами. Как Вы оцениваете уровень современного российского истеблишмента? – Это неоднородная среда. Есть те, кто не скрывает, что у них есть где-то "запасные аэродромы". Но есть и люди, настроенные на созидание, желающие улучшить жизнь в стране. Они рассматривают Россию как единственное место для проживания. Сегодня наша страна оказалась в специфических условиях, которые заставляют людей проявлять свою сущность. Как в пословице "Друзья познаются в беде". И уже отчётливо видно, кто чего стоит и кто на что ориентирован. По материалам источников: Газета "Справедливая Россия"
|
